Большие вожди были умнее маленьких начальников

И реально не понимают, как зачастую такие неожиданно или иногда противу всякой логики возникающие запреты обходились. Более того, иногда ситуация складывалась так, что действительно страх разного рода маленьких начальников-запретителей удавалось преодолевать благодаря поддержке самих небожителей, которые, казалось, должны были олицетворять всю запретительную систему.

Меня, например, постоянно ругали за тягу к полету, к особого рода свободе. У меня даже есть книжка, на обложке которой нарисован Водяной, а внутри его нет. Моего героя просто выбросили из книги в последний момент за диссидентство, поскольку фразу «жизнь моя — жестянка, ну ее в болото…» посчитали пессимистической и не соответствующей настроениям общества. Не смейтесь! Мне часа три на полном серьезе доказывали это в издательстве «Советский композитор», где вышла первая в моей жизни книга. И в конце концов сказочный, но диссиденствующий, как выяснилось, персонаж был удален из книжки.

Ругали меня нещадно! Проще даже спросить, какая из моих песен не вызывала подозрения! Особенно раздражала в «Бременских музыкантах» фраза «Нам дворцов заманчивые своды не заменят никогда свободы». А в песне охранников смущала фраза «Величество должны мы уберечь от всяческих ему не нужных встреч». Потому что все сразу решили, что это про Брежнева, генерального секретаря ЦК КПСС. Действительно, какие у нас тогда были иные величества, кроме нашего дорогого.

Но представьте себе, однажды в моей квартире раздался звонок в дверь. На пороге стоял человек с поллитровкой.

Он предъявил мне документ, в нем значилось — начальник охраны Леонида Брежнева.

Сначала я страшно разозлился, подумав, что уже и на дом являются с претензиями. А потом смеялся до упаду, когда этот человек рассказал мне, что они, охрана генсека, каждый день, когда ездят в официальную резиденцию Завидово, поют мою песню «Ох, рано встает охрана». Оказалось, они ездили к Брежневу действительно рано, в шесть утра. Я спросил у него, пела ли его «команда» мое творенье Брежневу. Он ответил утвердительно и добавил: «Леонид Ильич хохотал от души». И это благосклонное отношение верхов помогло мне выпустить пластинку, которую мурыжили девять месяцев. Именно из-за тех двух фраз. Их просили убрать либо получить «поручительство» от Агнии Барто и Дмитрия Кабалевского.

Но я выбрал третий вариант. Когда директор фирмы ушел в отпуск, я сказал, что они все подписали, добавив: «И лично Леонид Ильич текст одобрил». Вот так мне Брежнев, можно сказать, помог.

Мнение колумнистов может не совпадать с точкой зрения редакции