Для брюзжания и романтики места не осталось

Да мы и не играли в романтику. Синяя перкалевая ткань билась на ветру, прикрывая красные стулья школьной мебели, которую «Адмирал» должен был доставить в далекое селение Нижнее Пронге — 60 километров от райцентра.

И еще дальше везли мы красные стулья — на мыс Лазарева, 160 км. Мебель была доставлена. На проводах в Хабаровске один из моих приятелей искренне удивился: «Я так и не понял — на хрена вам Погиби?!» Разумеется, он спросил ядренее. Но здесь срабатывает даже не запрет властительного комнадзора, а внутренняя цензура автора-каюра. А давно ли ты, читатель, сидел у костра рядом с необитаемыми островами в лимане и пил чай из талого снега, обжигая ладони о кружку? Давно ли ты возил стулья школьникам таежного поселка? Давно ли твои лайки зарывались в снег по самые уши? Жаль, что тебя не было с нами.

Но у тебя еще все впереди. Я в это твердо верю.

Погода благоприятствовала нам. До самого Погиби в глаза било солнце, бликуя в льдинах. Лица обгорали. Обошлось без пурги. И только ветер наваливался такой силы, что вырывал знамя «Вечерней Москвы» из рук Новруза Мамедова, Сергея Еремина и Володи Поликанова, когда они стояли у знаменитого маяка на мысе — конечной точке маршрута. Что-то ведь тоже выгнало их в путь по крутой волне. Только ли сумасшедший клев извивающейся рыбки, которую Поликанов, как знаток здешних мест, обзывал бельдюгой? Между прочим, на этот раз без цензуры.

Таково официальное название морской рыбки-змейки из отряда скорпенообразных. Поликанов, нынче профессор и советник МИДа, когда-то неподалеку трудился рабочим, в партии отца. Виктор Романович Поликанов, знаменитый геолог, фронтовик — участник обороны Сталинграда, работал на Нижнем Амуре. Разведал, в числе прочих, золотую гору Многовершинку. Ее теперь знает любой первоклассник в Николаевске. На открытии мемориальной доски В. Р. Поликанову в селе Красное мы с Володей были вместе, шесть лет уже прошло. На площади перед Домом культуры звучало: «А я еду за туманом, за туманом…» Тогда еще помнили эту песню Кукина — гимн всех бродяг и романтиков СССР. Потом песню переделали: «А я еду за деньгами — за туманом едут только дураки!» Но мы, даже уже лишенные романтики, ехали не за деньгами. И не за туманом. За чемто другим.

Славный «Адмирал Завойко» легко, как бы танцуя танго, плыл по чистому насту. Поворот налево — поворот направо… На горизонте теснились торосы, издалека напоминающие крепости непобежденных городов. Многим из нас впервые пришлось идти на судне с воздушной подушкой. И мы не знали, как «Адмирал» преодолеет торосы. Виртуозная работа капитана судна! Новруз Мамедов, неутомимый наш, занимал кресло пилота-штурмана. Но даже и он, человек с большим опытом работы в таежных артелях на Дальнем Востоке, вряд ли помог бы маневрам судна. «Адмирал», обходя заносы, приподнимался над горами льда и преодолевал препятствие. Появилась уверенность — дойдем! Ведь еще Чехов в своем знаменитом очерке, где он впервые упоминает мыс Погиби, пишет о легкости перехода с острова на материк в самом узком месте. На гиляцкой ли утлой лодчонке летом, пешком ли по льду зимой или на собачках… Нам оставались считаные километры. Башня маяка, издалека похожая на памятник первопроходцам, просматривалась в бинокль. «Адмирал» зависал над торосами, но порывы ветра сбрасывали его назад, под стены так и не покоренных ледовых редутов. Даже собаки с нартами не прошли бы последний отрезок пути.

Владимир Сергеев, предприниматель, еще недавно глава администрации Лазарева, принял единственно верное решение. Вместо собак пришли снегоходы. Арктические коты. Знаменосцы с флагом «Вечерки» подготовились к последнему броску. У всех были унты-монголы, комбинезоны, шлемы и меховые варежки. А фирменные майки «Острова на горизонте» они надели прямо поверх курток.

На обратном пути их ждал горячий чай и фляжка командира Еремина.__ Разумеется, мы не первые. И, разумеется, мы не открыватели тайн мыса Погиби. В последние годы кто только не побывал здесь. Байкеры, велосипедисты, сплавщики на байдарках и катамаранах, пешие туристы. И даже один знаменитый японец-ученый приходил сюда на лыжах.

Сэкино-сан, Есихару написал книгу «Северный маршрут». У японцев свой интерес к островам. У нас — свой.

Тайны фантастической стройки — прокладки тоннеля по дну пролива — давно перестали быть тайнами. Документы найдены в архиве ДВЖД в Комсомольске. Сразу после смерти Сталина Берия закрыл строительство. Но легенды и мифы живут в Погиби и на мысе Лазарева, странном куске суши, соединенном с материком узким перешейком.

Мыс Лазарева с высоты маяка больше похож на остров. Нет ни одного острова, на котором не осталось бы своих тайн. Врач и путешественник Сергей Керцелли (издание 1911 года) пишет: «Нет конца этой тундре… Вся прежняя жизнь уходила куда-то далеко, далеко; затянутая дымкой тумана, она утрачивала реальность, казалась воспоминанием о каком-то сновидении».

Вот так возникает и курсив — второй план в истории.

Рано утром Володя Сергеев отвез нас на кладбище, запущенное и заброшенное. Почти в центре поселка. По одним воспоминаниям, здесь хоронили сотрудников НКВД. По другим — воинов железнодорожных войск. Массивные надгробия, пятиконечные звезды, на бетоне выбиты звания — сержант, майор. Своих местные жители на этом кладбище никогда не хоронили и не хоронят. В разные годы на строительстве № 6 (так по документам) сосредотачивалось огромное количество людских ресурсов — до 60 тысяч человек. Досрочно освобожденные, завербованные — была такая категория рабочих, московские метростроевцы — н они служили маркшейдерами, десятниками, бригадирами. Железнодорожные войска, стройбат… На лесоповале и вспомогательных работах использовали зэков. Сергеев задается вопросом: «Если гибли охранники и солдаты, то почему нет массовых захоронений заключенных? Они что — не погибали, не уходили в бега, не умирали от голода, цинги и тяжелых болезней?!» Массовых захоронений нет… Есть страшная легенда о том, что контингент хоронили в море… Трупы сбрасывали с барж. Как проверить этот курсив? В ста километрах от Лазарева в тридцатые годы разбился гидро самолет «Савоя С.55». Им пилотировал летчик-ас Александр Светогоров. Герой спасения челюскинцев, кавалер ордена Красной Звезды. Место аварии — Чертов хребет. За все годы проведено с десяток поисковых экспедиций.

Кто только сюда не приходил! Сначала следователи НКВД.

Самолет перевозил миллион советских рублей с острова Сахалин в Хабаровск. Деньги были найдены и изъяты. Затем краевая прокуратура… Приходили, фотографировали, топтались по костям. Никто похоронен не был — три члена экипажа и девять пассажиров. И только в июне 2006 года Сергеев, тогда еще глава поселка, и его товарищ Тимур Васельков, начальник территориального пункта милиции, пришли на место трагедии и собрали останки. Спустя 70 лет! Сергеев вспоминает: «Привозил я телевизионщиков, попиарились на находке… Все инстанции мы оповестили. Генетическую экспертизу отложили. Родственники не откликнулись…» Спустя три года останки, как безымянные, захоронил на местном кладбище Володин отчим, Александр Лещина. В захоронение положил найденные шлемофоны, два кожаных плаща. Никаких надписей не сделал.

Экспертизы останков ведь так и не провели. Поименно известны и члены экипажа Светогорова, и все пассажиры.

Страсть к кладбищам — русская национальная черта. Заметил еще Иван Бунин. Кладбище якобы энкавэдэшников в самом поселке люди забрасывают мусором. Ни памятника, ни мемориальной доски прославленному летчику Светогорову до сих пор нет. История погибших на северах самолетов могла бы составить целый том журналистских расследований. Долги наши… А вы говорите — за туманом.

У Владимира Викторовича Поликанова своя семейная память о Нижнем Амуре. У меня свой долг перед мысом Погиби. И тоже семейный. Отсюда сбежал с Сахалинской каторги мой дед. Вместе со своим товарищем Айтыком Мангаевым они шли таежными тропами до низовьев Амура, чтобы заложить деревеньку. В ней я родился и вырос. Объехав все Охотское побережье, я много раз бывал на Петровской косе, где Невельской зимовал с командой и где он потерял свою маленькую дочку Катеньку. Я даже разгадал тайну названия залива на побережье, недалеко от нашей деревни, — имени Куприянова, гардемарина и мичмана, служившего под началом Невельского. Тогда, в 1990-е годы, все дружно взялись искать дворянские корни. Хотелось непременно обнаружить, что дед твой был конюшим, а не конюхом при дворе… Но, увы и ах, связь моего сплошь морского рода с контр-адмиралом Куприяновым, кавалером ордена Белого орла, не подтвердилась. И на Шантарах, где зимовал отец-мичман, я бывал, и в эскимосский колхоз Рыркарпий меня заносило. А вот до мыса Погиби, значимой для семьи географической точки, дойти никак не удавалось. То какие-то отливы и шторма не пускали мою лодку, то строгие диспетчеры не давали «добро» вертолету. И вот наконец дошел. Когда я смотрел на огромные пространства, заполненные ветром, скалами, стлаником и снегом, я пытался представить, как два человека в одеждах из собачьих шкур пробираются через торосы… Кто не верил в дурные пророчества, в снег не лег ни на миг отдохнуть. Вне всякого сомнения, они были сильными и смелыми людьми.

Адмирал Невельской и геолог Поликанов. Каторжане и красные партизаны Айтык и Кирилка. Современному человеку трудно представить, что через это пространство можно пройти. Чехов писал: «Непроходимая сахалинская тайга, горы, постоянная сырость, туманы, безлюдье, медведи, голод, мошка, а зимою страшные морозы и метели…» Вот и Антон Павлович тоже про метели.

А большая история только кажется большой. Руку протяни — и прикоснешься. Невельской, перед тем как поднять Андреевский флаг на мысе Куегда, в ночь на 1 августа останавливался ночевать у селения Вайда, мыс Убиенного. Так во всех воспоминаниях. Я помню, как в детстве мы бегали с Хусаинкой Мангаевым, внуком Айтыка, купаться у мыса Убиенного и собирали в расщелинах его скал дикий лук. Адмирал шел с шестью матросами на морском шлюпе. На носу его стояла пушечка-фальконет. Она стрельнула, оповещая мир о рождении Николаевского поста, будущего города Николаевска-на-Амуре.

Ровно через сто лет, 31 июля, здесь родился я. Обнаруженное еще в юности совпадение фактов, дат и событий, конеч но же, виделась пророчеством. Казалось, участь моя была решена…

Но куда нам до наших отцов и дедов! Я не стал моряком. И каюром я тоже не стал. Я не сбегал в звериных шкурах с мыса Погиби. И не гнал своих лаек по торосам, в кровь обдирающим лапы. «Не спрашивай, по ком звонит колокол — он всегда звонит по тебе. Нет человека, который был бы как Остров. Каждый человек есть часть Материка, часть Суши, и если смоет край Мыса… смерть каждого человека умаляет и меня…» Слова не Хемингуэя, как считают многие, а поэта Джона Донна. Они приходят на ум всякий раз, когда я вглядываюсь в морозную даль мыса Погиби.

Он был для них, Кирилла и Айтыка, конечно, не погиби. Он был мысом Надежды. И край мыса не смыло. Север, воля, надежда…. Страна без границ.

Дальнейшее пишу курсивом, как несбывшуюся мечту.

На траверзе мыса Лазарева зажегся огонек. Смотритель Владимир Николаевич Кошонько поднялся по винтовой лестнице на верхнюю площадку маяка. Он приходит на маяк последние тридцать лет, почти каждый день. Во времена Невельского хороший смотритель маяка ценился на вес золота.

Навигация еще не открылась — ноздреватый лед с проталинами лежал до горизонта. Навигация здесь открывается 10 мая, на следующий день после праздника Победы. Так захотела природа. Почему — не наше дело. Владимир Николаевич услышал характерный перестук вагонов и увидел караван судов, шедших с юга, из Советской Гавани, бывшей Императорской. «Рановато нынче», — подумал он и достал вахтенный журнал. Я стоял рядом и могу подтвердить увиденное. Первым шел двухмачтовый корабль Невельского «Байкал» с парусным вооружением бригантины. Бригантины — тоже не для красного словца. Смотрите справочники. А на чем другом Невельской мог открыть Остров и гавань Императорскую?! Только на бригантине. Которая поднимает, как известно, паруса… Именно на нем, пройдя из Охотского моря на юг, непокорный капитан доказал, что Сахалин — это остров. За самоуправство (без согласования с начальством вошел в Амур и поднял в устье Андреевский флаг) Невельской был разжалован в матросы.

Но потом Николай I назвал его поступок молодецким и начертал резолюцию: «Где раз поднят русский флаг, там он спускаться не должен». Резолюция императора станет государственной доктриной на века.

Огоньки грузового поезда-товарняка мелькнули у скалы и скрылись в тоннеле. Узловая станция Погиби, на другой стороне пролива, сияла огнями. Вождей в поезде не было. Ни Сталина, ни Берии, ни Ельцина, ни Путина. Рядовой рейс. Товарняк тянул в Японию цистерны с нефтью, уголь, лес-кругляк. А может, он вез оборудование в новые школы Охи и Холмска. Точно утверждать не будем. Тут мы пока не располагаем информацией. В веренице судов, шедших вслед за адмиралом, клевало волну и мое суденышко. Тягач, который здесь принято называть жуком. За усердие и вечно чумазый вид. Я вел сигару леса из Де-Кастри. Не адмирал, понятно, но все ж таки у меня была команда — механик и матрос… Кошонько включил сигнал. Белый свет. Есть «проход всюду», идем полной водой.

Из пролива Лаперуза, со стороны камня Опасности, наползал клочковатый туман. Там тоже стоял маяк и подавал сигналы. Но это очень далеко. Мы не могли его видеть. Но мы знали точно — маяк стоит. И светит. За Холмском ревели сивучи. А в заливе Счастья истошно кричали чайки. Наградою за безмолвие всегда будет звук.

ТЕХНИЧЕСКИЙ ПРОГРЕСС

Амфибийное судно на воздушной подушке рассчитано на перевозку 2,1 тонны груза или способно принять на борт до 22 пассажиров. Судно приспособлено для круглогодичной эксплуатации на реках, озерах и в прибрежных зонах морей и водохранилищ при температуре воздуха от минус 30 до плюс 40 градусов Цельсия. По льду амфибия разгоняется до 80 километров в час, по воде — до 70 км/ч. Рекомендуемая эксплуатационная скорость судна составляет 45 км/ч. Максимальная дальность хода без дозаправки —900 километров. Минимальный экипаж — 1 человек.

ИЗ ИСТОРИИ

Транспорт «Байкал» заложили на верфи «Боргетрем и К°» в Финляндии в сентябре 1847 года по чертежам построенного ранее в Севастополе транспорта «Сухум-Кале». Для строительства использовалась сосна, ниже ватерлинии днище было обшито медью. Невельской лично внес некоторые изменения в конструкцию, увеличившие остойчивость судна и его управляемость, была усилена наружная обшивка. Дооснащалось судно уже в Кронштадте. Транспорт «Байкал» получился небольшим: двухпалубное судно с парусным вооружением бригантины и почти плоским днищем. Осенью 1948 года «Байкал» под командованием Невельского отбыл на Дальний Восток.

Переход в Петропавловскую гавань занял почти 9 месяцев. Судно участвовало в ряде важных экспедиций, а во время Крымской войны в составе эскадры контр-адмирала В. С. Завойко прикрывал от английских судов Николаевск-на-Амуре и мыс Лазарев. Обветшавший «Байкал» затонул у причала во Владивостоке, где использовался как плавучий склад, в 1871 году. По иронии судьбы, точно напротив того места, где через 20 лет установят памятник Невельскому. Изображение «Байкала» нанесено на бронзовую плиту в северной нише памятника.

ЛУЧШИЙ ПОЛЯРНЫЙ ЛЕТЧИК

Военморлета категории К-6 Александра Светогорова, одного из самых результативных участников спасения парохода «Челюскин», называли «лучшим полярным летчиком СССР». В свой последний полет 31-летний Светогоров отправился 26 июня 1935 года на гидроплане Savoia-Marchetti S.55. Самолет с номером Л840 вылетел из Александровска-Сахалинского в Хабаровск и имел на борту, помимо членов экипажа командира Александра Светогорова, радиста Леонида Ефремова и бортмеханика Ивана Стыченко, девять человек пассажиров, включая одного ребенка. В качестве груза были заявлены личные вещи пассажиров (все — местные ответственные работники и члены их семей), 157 килограммов почты и около одного миллиона рублей, предназначавшихся для выплаты сотрудникам Тымовской МТС.

Обломки самолета были обнаружены охотниками только через несколько месяцев, в сентябре 1936 года. Комиссия Гражданвоздухофлота под председательством старшего майора ГБ Барминского пришла к выводу, что «основной и главной причиной гибели самолета является вылет в нелетную погоду». К месту гибели самолета Светогорова неоднократно снаряжались экспедиции, но кости членов экипажа и пассажиров как безымянные были прихоронены в 2009 году на кладбище в поселке Лазарев, а в 2016 году перезахоронены в Хабаровске. На братской могиле установлена стела.

УРОЖДЕННАЯ ИТАЛЬЯНКА SAVOIA—MARCHETTI S.55

Итальянская двухкорпусная летающая лодка, гидросамолет. Всего построено более 200 экземпляров всех модификаций, в том числе пять в 1932 году — специально для СССР. Все они работали на Дальнем Востоке на местных почтово-пассажирских авиарейсах. Три гидросамолета потерпели крушение, два оставшихся были списаны из-за поломок, последний из них — в 1938 году. Изначально эти гидросамолеты задумывались как торпедоносцы, дальние морские разведчики и бомбардировщики. Они имели необычную конструкцию: на двухкорпусном катамаране с высоким расположением крыла были установлены продольно друг за другом два двигателя — с тянущим и толкающим винтами противоположного вращения.

Из Японии в Европу

Когда экспедиция на мыс Погиби подходила к концу, стало известно, что мега -контейнеровоз Ever Given (на фото), почти на неделю перекрывший Суэцкий канал, сняли с мели. Пробка из сотен судов, ожидавших прохода из Средиземного моря в Красное и наоборот, рассосалась через несколько дней. Пока одни подсчитывали убытки из-за нарушенных планов поставок, другие вновь заговорили про альтернативные маршруты из Азии в Европу. Вспомнили и про Северный морской путь (он вдвое короче дороги через Суэц), и про проект тоннеля или моста «материк — Сахалин — Хоккайдо». Ничего невозможного нет: от Сахалина до Хоккайдо через пролив Лаперуза 43 километра, а от Сахалина до континента — не более семи.

Для справки: Евро тоннель в его части под Ла-Маншем даже чуть короче, а подземный тоннель Сэйкан, соединяющий японские Хонсю и Хоккайдо, составляет 54 километра. Дорога с Хоккайдо на Сахалин и дальше могла бы превратить Японию в континентальную страну (как Великобританию) и дала бы толчок развитию Сахалина и прилегающих территорий.

РЫБАЛКА

Корюшка. В дальневосточных морях встречается в основном два вида корюшки — азиатская и морская малоротая. Первая распространена шире, вторая считается эндемиком северо-западной части Тихого океана, обычна для Южных Курил и Сахалина, водится также в заливе Петра Великого в Приморье. Только что выловленная корюшка характерно пахнет свежим огурцом. Рыбка мелкая (в среднем 16–20 сантиметров), но удивительно вкусная и равно прекрасна и копченой, и вяленой, и жареной.

Восточная бельдюга. Хищная морская рыба, широко распространенная в прибрежных водах Охотского, Японского и Желтого морей. Дальневосточные рыбаки иногда называют ее морским налимом, хотя эти две рыбы относятся к разным семействам, да и внешне не слишком похожи. Внешне выглядит малопривлекательно из-за длинного змееподобного тела, покрытого слизью и очень мелкой чешуей. Максимальный вес — до 4 килограммов.

Особого промыслового значения не имеет. Впрочем, люди знающие говорят, что бельдюга весьма неплоха, что в жареном, что в вареном виде.

Читайте также: Что же нам не жилось, что же нам не спалось