Отзвуки тревожного августа: большая часть граждан даже не помнит о последней попытке сохранить СССР

В пятницу, 20 августа, исполняется тридцать лет с момента разгона августовского путча 1991 года и завершения работы Государственного комитета по чрезвычайному положению (ГКЧП). До сих пор и в профессиональном сообществе, и тем более среди простых граждан нет четкого понимания, правы ли были демократы во главе с Борисом Ельциным или путчисты, которыми руководил Геннадий Янаев. Политический обозреватель «Вечерней Москвы» попытался расставить все точки над «i».

Каждый раз при приближении очередной годовщины путча 1991 года социологи проводят опрос об отношении россиян к этому событию.

Пытаясь выяснить, что же это было, вглядываясь в зеркало народного мнения. Ожидая, что народ, наконец, четко определится в своем отношении к этому драматическому событию, послужившему спусковым механизмом для развала Советского Союза. И вот уж 30 лет прошло, произошла смена не одного поколения (считается, что теперь это происходит раз в десять лет), и даже ключевые роли в экономической и общественной жизни начинают играть люди, которые вообще не помнят Советский Союз. А ясности все нет.

На днях социологи выяснили, что лишь три четверти россиян (75%, по данным опроса «Левада-центра», который следует по закону именовать «иностранным агентом») знают о путче ГКЧП в августе 1991 года. А вообще ничего не знают о нем 24% опрошенных. Больше всего тех, кто не знает о событиях 1991 года, среди молодежи в возрасте 18–24 лет (65%) и среди людей в возрасте 25–39 лет (42%). В каком информационном пространстве живут эти люди? Может, они инопланетяне? Они уже сами по себе — отдельный, требующий изучения феномен. Но мы отвлеклись.

Среди тех, кто знает об этих событиях, 43% считают, что августовский путч — это «трагическое событие, имевшее гибельные последствия для страны и народа». Как отмечают социологи, это наибольший показатель за все время измерений (с августа 1994 года). Но это — лишь общие слова, за которыми нет осознания-продолжения. Трагическое — а дальше что? Бесконечная скорбь или новая жизнь? Обычно чем дальше то или иное событие уходит в историю, тем больше оно «упрощается» в общественном сознании, мифологизируется одновременно. «Трагическое событие» — это мифология. Это становится вроде как «кино про историю», в котором сам вроде как не жил никогда, к которому относишься отстраненно.

Фото: Сергей Шахиджанян / Вечерняя Москва

Еще 40% опрошенных сказали, что в августе 1991 года случился «просто эпизод борьбы за власть в высшем руководстве страны». То есть это никакое не «крушение империи» (советской), не слом общественного строя, не развал державы, а так просто — «схватка бульдогов под ковром». Не более того.

И всего лишь 10% ответили, что то была «победа демократической революции, покончившей с властью КПСС». А ведь в конце августа 1991 года именно так, пожалуй, думало большинство. И во всяком случае это была тогдашняя линия официальной пропаганды. От которой, как видим, ничего не осталось. То ли потому, что «демократии» (в представлении о ней 1991 года) в упор не видно, то ли потому, что само понятие «победа над КПСС» — непонятный современникам оксюморон.

Среди тех, кто знает о путче, 66% опрошенных сказали, что в то время не были правы ни члены ГКЧП, ни Борис Ельцин с демократами. И это максимальный показатель за все время наблюдений. Доли тех, кто считает, что были правы Ельцин и демократы или ГКЧП, несколько лет остаются на одном и том же уровне и колеблются на уровне 10–13%. Жаль, что при этом в обществе так и не сформировалось ответа на вопрос, который социологи все никак не поставят: а как надо-то было? Вот будь вы на месте Ельцина или ГКЧП, что бы вы делали? Нет ответа. И не будет. Потому что если рассуждать строго исторически, то не может быть так, чтобы «все были неправы». Или все правы. Чисто исторически — кто победил, тот и прав. И победили тогда как раз Ельцин и его сторонники. Другое дело, как они потом этой победой распорядились.

Вообще сама по себе версия, что путч 1991 года был «всего лишь» борьбой за власть соперничающих группировок, предполагает, что люди, придерживающиеся такой версии, не видят в тех событиях ничего «поворотного» и тем более «судьбоносного». Просто одни начальники сменили других — и только. Но тогда получается, что нынешнее общество ничем, по сути, не отличается от советского?

По крайней мере для существенной части населения. Хотя это в корне не так. Совсем другая экономика. Да и в общественно-политической жизни, чего не станет отрицать даже самый непримиримый критик нынешней власти (само существование «критиков власти» в советском обществе было нонсенсом либо являлось уголовно наказуемым диссидентством), нынешняя страна все же отличается, при всех известных перекосах и перегибах, не в пример большей открытостью и свободой. Значит, люди просто не ценят эту свободу? Или ценность ее нивелирована другими — тоже неведомыми советскому человеку — обстоятельствами современной жизни.

Наверное, для значительной части россиян путч 1991 года так и остался сугубо «московским событием», это явно была не та «война», которая прошла через каждый дом. Не было никакого массового движения под лозунгом «За перемены!» Они как бы случились сами собой, а отчасти были «спущены сверху».

Путч действительно повлек за собой тектонические перемены в жизни страны, но они произошли не одномоментно, а растянулись во времени. Разные слои общества и столь различные регионы огромной страны приспосабливались и подстраивались к ним с неодинаковой успешностью и разными темпами. Некоторые до сих пор так и не приспособились. На что можно заметить, что такая огромная страна, как Россия, быстро не меняется. В ней надо жить долго.

В чем-то события, начавшиеся 19 августа 1991 года, до сих пор, спустя 30 лет, не закончились. Смотри события на Украине, вокруг Нагорного Карабаха, в Приднестровье, в Абхазии, Южной Осетии и т.д. (не хочется даже продолжать) — все это говорит о том, что, возможно, не закончился сам процесс распада Советского Союза. Новые государственности еще кое-где не устоялись. А некоторым (например, в Средней Азии) могут грозить новые вызовы — в связи с подъемом исламизма, например.

В связи с историей путча любопытен, конечно, и еще один вопрос: все-таки «мигнул» Горбачев путчистам или нет? Мол, я понимаю, что вы делаете, вы меня показательно из этой авантюры отстраняете (в Форосе), а если что пойдет не так — пеняйте на себя. То есть можно было всех этих слов не произносить и даже намеков никаких не делать. А просто, видя некие телодвижения, сделать вид, что их не видишь. Впрочем, этот вопрос, конечно, меркнет перед множественными попытками гипотетической «реконструкции» страны, случись так, что путчисты бы победили. Арестовали бы Ельцина.

Фото: Сергей Смирнов

Нашли бы верные войска. Заручились бы поддержкой региональных элит, хотя, согласно исторической традиции, все революции в Рос- сии делаются в столице. Такая постановка вопроса, конечно, любопытна, но не дает взглянуть на сам распад страны в ином, более широком временном контексте.

У нас традиционно считают ключевым драматичным моментом «распада советской империи» три драматических дня в августе 1991 года. Мол, тогда все решилось. Это верно и неверно одновременно. Мне кажется, трансформацию нашего государства, которое по праву можно считать самостоятельной цивилизацией (как Древние Рим и Грецию, Месопотамию, Китайскую империю и Империю Великих Моголов), как оно сложилось, начиная с IХ века, надо рассматривать на отрезке как минимум всего ХХ века. И начала ХХI тоже. Польша и Финляндия отошли в годы революции и Гражданской войны. Прибалтийские территории «качались» туда-сюда в течение всего ХХ века. Политическая карта и Кавказа, и Средней Азии, наверное, тоже не может быть признанной незыблемой на века вперед.

Сам же советский величайший социальный эксперимент был попыткой дать дерзкий ответ вызовам нового века. Новым технологиям в том числе. СССР не был ведь прерыванием Российской империи, вопреки тому, чему учила советская школа, но ее перевоплощением в иной ипостаси. И благодаря во многом выработанному в рамках «новой империи» ответу во всем мире, например, появились те развитые системы медицины, образования и социального обеспечения, которыми гордятся ныне капиталистические страны, которым вроде, согласно марксистским прежним прогнозам, давно было пора на свалку истории.

Украинская драма, обнажившая сшитые на скорую нитку швы во многом искусственного государства (созданного на основе волюнтаристских решений большевиков в начале 20-х и дополненных уже в 50-х годах), показывает, что процессы трансформации бывшей русско-имперской территории далеко не закончились.

Это не значит, что непременно будут меняться границы постсоветских государств. Вполне возможно, они устоятся. И та же украинская государственность, возможно, еще докажет свою состоятельность и право на выживание. Но это значит как минимум, что «вулканическая» и «сейсмическая» активность на этих пространствах далеко не везде закончилась.

На самом деле, и сам распад СССР, и эпоха, положенная августовским путчем и его поражением, стали лишь началом большого исторического вызова, который стоит перед нашей страной.

Борис Ельцин в 1991 году в августе на балконе Белого Дома (1923-2016) / Фото: Сергей Смирнов

Мы, по большому счету, ищем на него ответ на протяжении последней трети века и пока, видимо, не нашли. Суть поиска должна быть в нахождении того «кода», «ключа», который поможет России не только в полной мере прорываться сквозь ХХI век, но и стать таким же мощным и активным субъектом формирования мировой истории, социальных институтов, общественных технологий, каким был в ХХ веке Советский Союз. На менее масштабные задачи мы пока как нация внутренне не согласны. И все еще ждем, кто и как их сформулирует, не теряя надежды, хотя и видя, как она, надежда эта, ослабевает. И именно поэтому очень многие сегодня считают, что в августе 1991 года что-то пошло не так.

А как надо было — не знают.

ХРОНИКА СОБЫТИЙ

— 19 августа 1991 года. С 6 утра по радио и Центральному телевидению СССР начали транслировать «Заявление Советского руководства» о переходе власти в стране к вице-президенту Геннадию Янаеву. В тот же день по приказу министра обороны СССР Язова в Москву вводятся 4 тысячи солдат и офицеров и бронетехника. К обеду войска блокируют центр города. Часть войск переходит на сторону демократов. Ограничивается выпуск газет и журналов. Президент СССР Горбачев отстранен и взят под охрану на даче в Форосе.

— 20 августа 1991 года. Около Белого дома собираются 200 тысяч сторонников демократии. В городе строят баррикады, ожидая штурма. Члены ГКЧП ввели в столице комендантский час. Ночью в столкновении с военными погибают три жителя столицы.

— 21 августа 1991 года. Всю ночь части, подконтрольные ГКЧП, ждали приказа на штурм, который так и не был подписан. К вечеру большая часть офицеров отказалась исполнять приказы путчистов. В итоге издается приказ о выводе войск из Москвы.

— 22 августа 1991 года. Из Фороса в Москву прибывает президент СССР Михаил Горбачев. Члены ГКЧП арестованы и помещены в «Матросскую тишину». Министр внутренних дел СССР Михаил Пуго покончил с собой.

КОММЕНТАРИИ ЭКСПЕРТОВ

Сергей Марков, политолог:

— Были все шансы сохранить Советский Союз. За это были люди в большей части республик. Если бы ГКЧП проводил умную политику и победил, наша страна бы сейчас развивалась по китайскому варианту.

С очень бурным экономическим ростом, уровнем доходов в три-четыре раза больше. Ведь для успешного развития высокотехнологичных производств нужен рынок, охватывающий порядка 500– 600 миллионов человек. Поэтому сейчас нужно объединять те страны, что лежат к востоку от Евросоюза и не имеют шансов в него войти. Это, например, Украина.

Ее народ хочет единения с Россией. Естественно, после свержения незаконного режима и восстановления суверенитета и независимости Украины. Страны Средней Азии, страны Южного Кавказа. Но есть еще и Турция, это тоже потенциальный член большого Евразийского экономического союза. И еще Иран. Суммарно объединение дало бы рынок около 400 миллионов человек. Не имея хотя бы такого объема, нельзя рассчитывать на развитие высокотехнологичных производств.

Николай Леонов, генерал-лейтенант КГБ СССР в отставке, соавтор обращения ГКЧП советскому народу:

— Та страна, которую мы хотели видеть, совершенно не похожа на нынешнюю. Разве кто-то тогда допускал мысль о разделе Советского Союза? Конечно, об этом никто не говорил! Вообще ни о чем серьезном не было речи! Твердили только: «Долой советскую власть!» А что дальше? Приватизация промышленности, технологического наследия государства? Роспуск всех форм сельскохозяйственного производства — колхозов, совхозов? Разве шла речь о том, что земля будет пущена в простой коммерческий оборот? Конечно, об этом не было никакого разговора.

Совершенно уродливая революция 1991 года привела к разграблению страны частными лицами, к вывозу богатств за рубеж. Не скажу, конечно, что мы все потеряли. Пенсионное обеспечение, часть социальной помощи людям по поводу медицинского страхования, образования — это осталось. Но есть тенденция к меркантилизации, все переводят в деньги.

Дмитрий Журавлев, научный сотрудник института региональных проблем:

— Почти все, что делал ГКЧП с точки зрения попытки переворота, — это сумасшедший дом. С помощью танков не производят государственные перевороты. Путча, по сути, не было. Это был спектакль, попытка напугать руководителей республик, и без каких-то силовых действий не подписывать Союзный договор в том виде, в котором он был подготовлен. Это фактически было соглашение о конфедерации, в которой президент СССР и союзные органы реальной роли не играли. Если бы Ельцин не начал играть по-другому, получилось бы все изменить.

Если бы группа «страшных путчистов» пыталась свергнуть Горбачева, они бы его банально убили. Охрана-то подчинялась Плеханову, Плеханов был человеком Крючкова, а тот был человеком ГКЧП.

Это была обычная для Горбачева ситуация: он отдал приказ так, чтобы все думали, что распоряжения не было. Ельцин же шел к власти любыми путями. Он сработал не так, как договаривались, а по-своему. И стал хозяином России.

Если бы августовских событий не было, не было бы и разделения — потеряли бы, может, лишь Прибалтику.

Марк Урнов, политолог:

— Сохранить Советский Союз было невозможно. Это ведь совершенно разные республики, где поднималась волна национализма. Им надоел московский диктат, обрыдла красная коммунистическая демагогия. В таких условиях что-либо объединять невозможно. Эффективность советской экономики понятно какая была: например, в 1979 году в городе Севске я видел лишь пустые полки и горку говяжьих костей с картонной табличкой «только для ветеранов Великой Отечественной войны». Можно ли было это удержать? Тем более, когда прошел путч, все испугались и начался распад. Можно было мягко разъединяться. Но путч здесь просто всех обломал.

Конечно, мы искалечены красным режимом. Из этого нужно вылезать. Сейчас страна это делает, но медленно, и проходит такие сложности, что мама не горюй. Это и демография, и чудовищная утечка мозгов, и отсутствие слоя качественной элиты. Будет трудно, но перспективы исправить ситуацию есть.