Марк Розовский: Не стремлюсь влиять на зрителя, а лишь обращаюсь с посланием

Сегодня 88 лет исполняется режиссеру, художественному руководителю театра «У Никитских ворот» Марку Розовскому. В День театра, 27 марта, он получил специальную премию «Золотой маски» за выдающийся вклад в развитие театрального искусства. Но почивать на лаврах не время — режиссер готовит новые постановки, пишет пьесы и книги, посвященные анализу своих методов работы, и в планах сразу несколько премьер.

С Марком Григорьевичем мы встретились в его кабинете. Среди множества книг, подарков от поклонников и театральных наград. Ощущается, насколько активная работа здесь непрерывно идет. На столе рабочие варианты пьес и настольная книга режиссера, труд Станиславского. Мы поговорили о реорганизации «Золотой маски», особой форме существования авторского театра сейчас, экспериментах и традициях русской школы, реакции на классическую литературу молодых зрителей и, конечно, о задуманных премьерах.

— Марк Григорьевич, в этом году вы стали лауреатом спецпремии обновленной «Золотой маски». Какое значение, вес в профессиональном сообществе она имеет сейчас?

— Это высшая театральная награда. И что особенно важно подчеркнуть сегодня — это национальная премия. Возвращается ее главное предназначение — отмечать лучшие работы на пространствах всей страны. Конечно, нельзя сказать, что это абсолютное нововведение, но все же важно еще раз сделать акцент на всеобъемлющем ее характере.

— «Золотая маска» раньше отмечала преимущественно экспериментальные постановки, а сейчас говорят, что произошел поворот к живым традиционным формам...

— Новаторство и традиции не есть нечто противоположное. Сочетание самых разных театральных доктрин, их многообразие и художественная мощь самых различных стилей, форм, языка, приемов — характерная особенность великого русского театра. Что такое «новое»? Оно возникает и, если оказывается мощным, неминуемо превращается в традицию. Станиславский же был абсолютным новатором, когда вместе с Немировичем-Данченко сочинил концепты психологического театра, провозгласил служение смыслу, содержанию, проникновение в жизнь человеческого духа. И в той же степени это интересовало реформатора Мейерхольда, когда он изобретал условный театр в противовес психологическому, но и используя его элементы. А сейчас без умения сочетать театр представления и театр переживания нет современного театра.

— Но вы говорили, что желание экспериментировать идет от творческой слабости. До сих пор так думаете?

— Мой вывод исходит из того, что сегодня много «выпендрежа», режиссеры отходят от мотивировок, объяснений того, что происходит на сцене. Много поверхностности. А я убежден, что право на эксперимент заслуживают мастера. Беда последних десятилетий в том, что под видом новаторства начали делать свои опусы дилетанты, непрофессионалы. Неумение поставить спектакль они выдавали за оригинальные решения, и это занижало планку искусства, противоречило абсолютным законам театра, которые были выработаны нашими великими предками. Ослабление психологического театра привело к тому, что форма выперла на первый план, затмив вообще какой-либо смысл. Задача же наша заключается в том, чтобы не служить бессмыслице. В театре возможно все, он может быть любым, но как ставил вопрос Вахтангов: «Ради чего?» Вот основа основ. Если тебе нечего сказать, то уж лучше молчать, а не показывать пустоты — это раздражает и публику, и критику, да и вообще не является актом искусства как такового. Мы перестали отличать искусство от подделок, которые вдруг стали преподносить как достижения. Были и подсаживания на пьедесталы, и незаслуженные награды и призы. Фестивали становились этакими междусобойчиками, когда лауреаты были известны еще до начала. Это ослабляло наш магистральный путь, который — не есть обязательный эксперимент, а, как мне кажется, — акцентное воспроизведение классики в новых глубинных прочтениях.

— На портрете, который вам подарили, вы опираетесь на стопку книг, и все сплошь имена классиков...

— Я поставил около 200 спектаклей, и из них, наверное, около 150 по русской классике.

— Первая премьера этого сезона — трилогия «Чехов. Женщины. Триптих». Почему вас заинтересовала эта тема?

— Вернее спросить, почему Чехова она заинтересовала. Некоторые легкомысленные люди, между прочим, считали его женоненавистником. Но это не так! Он просто пытался постичь тайну женской натуры. Я взял рассказы «Душечка», «Попрыгунья» и «Анна на шее» — это три чеховских шедевра и три отдельных спектакля в жанре «русского мюзикла». В каждом из них в центре внимания женский характер, судьба, которые вместе с писателем и нашим творческим трио (над спектаклем вместе с Марком Розовским работали композитор Максим Дунаевский, поэт Юрий Ряшенцев. — «ВМ») зритель старается понять.

— «Носороги» — недавняя премьера по Ионеско, тоже попадает в нерв времени темой «одинаковой индивидуальности»...

— Это прежде всего антифашистская тема, и сам драматург считал именно так. Она не впрямую политически воюет с фашизмом, а раскрывает проблемы «омассовления» сознания — откуда возникает эта похожесть, одинаковость? Как происходит потеря человечности, оскотинивание? Главная тема — как человек теряет облик, становится животным, даже мечтает им стать. Пьеса Ионеско не просто актуальна, это предупреждение, и в метафорическом смысле она защищает нас — главный герой остается человеком, несмотря ни на что.

— И дает надежду, что омассовлению все же можно противостоять...

— Да. Фашизм же был страшен не только своими чисто политическими идеологемами, но он проникал в нутро человека, делал его зверем. И в Великую Отечественную войну, столкнувшись с фашистским зверем, мы же так его и называли, верно?

— Раз уж мы затронули тему Великой Отечественной войны — сейчас год 80-летия Победы. Что планируете к 9 Мая?

— У нас очень необычная работа, спектакль уже практически готов, и в апреле его увидят зрители. Это совместная работа театра «У Никитских ворот» с моим курсом в ИТИ имени Кобзона. Трое наших артистов играют взрослые роли, а мои второкурсники — молодежь.

Мы расскажем историю Нины Костериной — девочки, которая со школьной скамьи пошла на фронт и в 1941 году погибла за Родину. Она была в том же отряде, что Зоя Космодемьянская, и погибла в тылу врага. Она оставила потрясающий документ эпохи, не менее интересный и важный, чем дневник Анны Франк. Записи Нины в свое время Твардовский опубликовал в журнале «Новый мир». Это спектакль на документальной основе, который расскажет о ее школьных годах и уходе на фронт.

— Анна Франк и Зоя Космодемьянская — они всем известны, а Нина Костерина — нет.

— Мы откроем ее для нашего зрителя. Судьба Нины Костериной — песчинка, но в ней отражена общая трагедия.

— И, думаю, в первую очередь для молодежи. Легко ли найти ключик к юной аудитории?

— Конечно, молодое поколение многого не знает, в том числе и о войне. Порой юные ребята проявляют некую аполитичность, даже дикость.

Сегодня стали меньше читать книг, больше ориентироваться на интернет — источник, полный фейков. Информация, безусловно, нужна, но человеку необходимо научиться думать, самому отличать вранье от правды. Для этого нужна совесть и нечто такое, что зовется духовным миром. Эта проблема есть, мне кажется, и ответственность несем мы, люди искусства — если не мы, то кто же? Я сейчас скажу, может быть, самоуверенно, но честно. Когда юные зрители приходят к нам в театр, они бывают буквально потрясены. Посмотрите, как ведет себя зал на нашей «Капитанской дочке» — они живут единым дыханием с пушкинскими героями. Это ведь их одногодки преимущественно. Но там звучит множество тем: первая любовь, героика юного офицера, мужская дружба и предательство, русский бунт, «бессмысленный и беспощадный», по словам Александра Сергеевича. Это глубинное патриотическое произведение русской литературы с прекрасной музыкой Максима Дунаевского. Это произведение на сцене не просто доступно сегодняшней молодежи — она ликует на этом спектакле!

— Хотя много говорят о том, что патриотического «контента» не хватает...

— Знаете, как мы когда-то сделали фильм «Д’Артаньян и три мушкетера»? Он тоже родился из спектакля. Все забыли уже, что постановка несколько лет шла в ТЮЗе. И если бы нашелся сейчас кинематографист, который заказал бы мне сценарий на основе нашей «Капитанской дочки» — уверяю вас, это была бы бомба! Я убежден в этом именно потому, что спектакль вызывает мощный отклик. Стихи, музыка готовы, в основе — пушкинское миросознание... Ну все сходится! Но говорят-то много, а делается...

— Хотя материал уже опробован.

— Да. Вот как делаются голливудские мюзиклы? Сначала несколько лет постановка идет на Бродвее, проверяются все шутки, репризы, повороты сюжета, оттачиваются номера. А потом уже Голливуд делает свою версию опробованного идеального варианта, который затем смотрит весь мир.

— А не замечаете ли, что поколение все же изменилось, и захватить внимание, удержать у экрана или в зале труднее?

— Да нет же! И в нашем поколении были невежды. Я не принадлежу к старикам, которые постоянно ворчат. Каждое поколение в конце концов становится зрелым, и миссия художника в том, чтобы помочь юным стать более чувствующими, понимающими мировые проблемы. Когда я ставлю спектакль, я не думаю, конечно, как хочу повлиять на публику, а лишь предлагаю. Наше дело — обратиться с посланием к зрителю, и если оно несет глубинный духовный характер, то обязательно откликнется в сердцах. Шекспиру было 25 лет, когда он написал «Ромео и Джульетту» — свою версию известного до него сюжета. Действие происходило за 200 лет до его времени, но это совершенно не важно. Мы лишь чувствуем, что это шекспировское время. Но пьеса-то жива и по сей день — на этом спектакле у нас постоянные аншлаги. Молодые ребята, заходя в фойе, ведут себя не совсем потеатральному — шумят, веселятся... Но как только начинается действо, я вижу, как у них открываются рты, они замирают, забывают обо всем и полностью оказываются во власти искусства. Они живо реагируют, сопереживают, верят, внимают слогу Пастернака и музыке Чайковского и в конце выходят потрясенными! Это факт, я ничего не преувеличиваю. Это счастье — когда молодой зритель преображается, ходит потом и на другие спектакли! Потому что наши артисты живут правдой — она одна и та же для всех возрастов.

— Что важно, когда приглашаете новых артистов?

— Вы знаете, это так по-разному бывает! Иногда приходит молодой человек, пустоватый — а через два сезона работы его не узнать! Выпускники театральных вузов думают, что они уже все умеют, но на самом деле начинается следующий этап постижения профессии. Наш театр очень разноязыкий, где каждый следующий спектакль не похож на предыдущий, нужны совершенно противоположные формы проявления таланта. А когда артист считает, что он все умеет, то просто останавливается. Вместе с постижением авторского мира душа артиста растет, приобретает опыт.

Иногда я чувствую внутреннее сопротивление актера. Но на него нельзя давить! Только в самых исключительных случаях я, устав от споров, могу сказать: «Слушай, сделай, как прошу, а потом выясним, кто прав». Но артиста нельзя заставить, можно только увлечь, к чему призывал и Станиславский. Все наши артисты превосходно умеют импровизировать, а для этого мне нужно их «рассвободить». Артист, который живет в зажиме, страхе, что у него что-то не получится — не мой! Первое, что я делаю — раскрепощаю его мышцы и пытаюсь его просить, чтобы он со мной летел в пропасть или поднимался к седьмому небу. Тогда волей-неволей он окрыляется и в полете приобретает силу.

Это особенно важно в начале работы, когда постижение только-только начинается. От репетиции к репетиции ты видишь, как актер, который только что сомневался, был неуверенным, вдруг приобретает краски, начинает перевоплощаться, жить в образе. А это то,что зовет зрителя к сопереживанию. Иногда на репетиции возникают такие неожиданности, кода сам артист не понимает, что сделал, а я кричу: «Закрепи!» Умение закрепить — и есть профессия. Иначе это получается как случайный выстрел в темной комнате — один раз в цель, а второй уже не повторишь.

Нашу внутреннюю кухню и свои методы работы я не скрываю. Сейчас у меня выходит третий том большого труда по режиссуре. В нем есть лекции о Станиславском, Вахтангове, Таирове, Мейерхольде и о моей концепции — как я работаю в ключе психологического театра.

— Марк Григорьевич, а что еще в замыслах?

— На днях начали репетировать джаз-поэму про Стива Джобса, изобретателя персонального компьютера. В журнале «Юность» уже была опубликована моя стихотворная пьеса. Это будет шлягерное шоу, для которого я придумал 43 номера. Музыку к большинству из них написал Дмитрий Толпегов, тромбонист-виртуоз, джазмен, композитор, но четыре блюзовых номера я сочинил сам.

— А почему заинтересовала судьба Стива Джобса?

— Он ведь изменил жизнь всего человечества на земном шаре! Это не биографическое произведение, а мое посвящение Джобсу в поэтической форме, основанное на его жизни. У него был противоречивый характер. Он был иногда неприятен, совершал ошибки, были у него и некоторые закидоны, но при всем этом он умел идти к цели, был созидателем, стремился к совершенству. Все его конфликты в конечном итоге заключались в том, что его соратники хотели денег, а он был заточен на создание абсолютно нового. Его судьба была зигзагообразна, но он служил своим замыслам, казавшимся нереальными.

— А бывает, что возвращаетесь к старым своим пьесам, замыслам?

— Порой да. В следующем сезоне, например, мы выпускаем спектакль «Кто убил Симон Деманш» по моей пьесе про писателя, драматурга Сухово-Кобылина, написанной пять лет назад. Его всю жизнь обвиняли в том, что он убил свою любовницу, французскую модистку. Я придумал, что судить его будут герои его пьес.

— Все же в день рождения — чем вы больше всего гордитесь в жизни?

— Как я могу ответить на этот вопрос... Ничем! Хотя работал и в БДТ у Товстоногова, во МХАТе у Ефремова, и в кино, и на телевидении, выпустил 30 книг о театре, среди которых сборники пьес — написал около 40 драм, комедий, мюзиклов… Знаете, главное — у меня есть дело моей жизни. Это театр «У Никитских ворот». Я могу высокопарно сказать, что мне удалось его построить, 42 года подряд я уже бью в одну точку.

ДОСЬЕ

Народный артист РФ Марк Розовский — театральный режиссер, драматург, сценарист, прозаик, поэт, основатель и художественный руководитель Московского театра «У Никитских ворот». Автор сценария к фильмам «Д’Артаньян и три мушкетера» (1978), «Будьте готовы, Ваше высочество!» (1978), «Страсти по Владимиру» (1990), «Человек» (2012) и многих других. В 1957 году был ведущим развлекательной программы «Вечер веселых вопросов», ставшей предшественником КВН. С 1958 года руководил студией «Наш дом» в составе студенческого театра МГУ. В 1975 году поставил первую в СССР рок-оперу «Орфей и Эвридика». В 1983 году Марк Розовский организовал студию «У Никитских ворот», в 1991 году студия получила статус государственного театра. За годы работы режиссер поставил более 200 спектаклей в России и за рубежом.