Истории

Как спасались в холода?

Мужчина-антидепрессант

Цены на масло

Почему в СССР красили стены наполовину?

Талисманы известных людей

Итоги выборов в США

Экранизация Преступления и наказания

Успех после 70

Что происходит в жизни Глюкозы?

Личная жизнь Дурова

Писатель и сценарист Анна Козлова: Жить лучше без иллюзий

Ольга Кузьмина

20 декабря 2023 20:09 Общество

Российская писательница Анна Козлова / Фото: Александр Уткин / РИА Новости

Спектакль «Последнее лето», поставленный в Театре Наций режиссером Данилой Чащиным по пьесе «Куоккала» Анны Козловой, стал одним из главных культурных событий этой осени. Писательница и автор сценария таких популярных сериалов, как «Краткий курс счастливой жизни», «Медиатор», «Самка богомола», удивила даже поклонников своего творчества, выдав на гора пьесу прямо-таки чеховского толка. Мы поговорили с Анной о творчестве, психологии и, конечно, о счастье.

Спектакль «Последнее лето» до сих пор обсуждают жарко, некоторые успели сходить на постановку дважды и уверяют, что каждый раз она смотрится иначе и даже некоторые акценты в ней прочитываются по-новому. Сюжет, если кто не видел, таков: Куоккала, популярное курортное местечко; где-то грохочет Первая мировая. Семейство с родственниками и прислугой проводит на даче лето, читая стихи, разговаривая и споря о судьбах родной страны, и даже устраивая по моде того времени спиритические сеансы.

Никто еще не понял, что этот тихий мир, пусть и опаленный войной, вскоре рухнет. Но однажды расклад карт Таро, взятых, скорее, для развлечения, выдает зловещие предсказания относительно судеб тех, кто был так любим в Куоккале: тень грядущих трагедий нависает над Сергеем Есениным, Иваном Буниным, Николаем Гумилевым, Владимиром Маяковским… Никто не может знать, что это — последнее лето старой жизни, но предчувствие беды охватывает всех…

— Анна Юрьевна, парадокс, но пьеса ваша взбудоражила и патриотов, и либералов. И взбудоражила сильно. Кто-то видит в ней чеховские мотивы, кто-то говорит — так бы написал пьесу Куприн, я даже слышала, как ее назвали прологом к Бунинским «Окаянным дням». Как все это писалось и сочинялось?

— Наверное, где-то в конце 2020 года я заинтересовалась картами Таро, купила себе колоду — поскольку интерес был давно, но как-то не было силы духа реализовать его. Я стала изучать систему, карты, чем занимаюсь до сих пор, а параллельно у меня родился этот сюжет. Проблема с провидением будущего заключается только в одном: ты никогда не видишь полную картину, только фрагменты. В 2020 году я увидела зыбкость и почувствовала своего рода неизбежность того, что уже есть, но пока не видно… Так пьеса и родилась.

— Сколько же вы ее писали? Спрашиваю, потому что в ней много очень тонких деталей, которые явно выписывали не вечер...

— Вы знаете, я вообще работаю быстро: если надо мной никто не стоит, да еще и что-то такое «пришло», то пишется мне легко. Кажется, я писала «Куоккалу» пару месяцев, но потом, конечно, еще редактировала текст, советовалась с близкими. Кстати, изначально я видела все это сценарием, не пьесой… Но тогда, в 2020-м, эта история никого не заинтересовала. И она спокойно лежала до 2022 года, когда генпродюсер кинокомпании «Среда» Иван Самохвалов спросил, нет ли у меня чего-нибудь, я прислала эту пьесу, она его вдохновила. Но в итоге возник союз с режиссером Даней Чащиным, и пьеса зажила своей жизнью.

Над коллективными вещами, или когда речь идет о продукте, который ты делаешь не по собственной воле, работа, конечно, идет совершенно иначе, ведь тебе приходится как минимум выслушивать море разных пожеланий. А тут за все отвечаешь сам.

— Зато в итоге многие перестали делать постные лица при словах «современная драматургия». Анна Юрьевна, а вы ведь выступаете то как писатель, то как сценарист. В чем разница, если она, конечно, есть?

— Сценарий — это своего рода братская могила. Сейчас все любят рассказывать, как им нужны новые лица и имена, талантливые сценаристы, полные блестящих идей.

— Разве это не так?

— На самом деле это корпоративный бизнес, связанный с анализом рынка и менеджментом. Тут нельзя сказать «я что хочу, то и пишу». Все изначально знают, чего хотят, и ты априори находишься в определенных рамках. Шутка есть такая про кино: сначала сценарист пишет гениальный сценарий, потом все его начинают портить. Но дело в том, что каждый из участников процесса видит все происходящее по-своему и вносит в процесс свою лепту. Вот примерно так я отношусь ко всему этому спустя тринадцать лет сценарной деятельности. Закон жанра! С этим ничего не поделаешь.

— А вам не обидно, что, например, ваш «Краткий курс счастливой жизни» растащили по ниточкам и он стал триггером для создания других сериалов? Не переживаете, не ощущаете себя обкраденной?

— Не переживаю. И вообще уметь остановиться — это важно, а может, даже важнее всего в жизни. Хотите честно? Иногда я смотрю на некогда великих, убеленных сединами мэтров литературы, вижу, что они продолжают писать, и иной раз даже открываю то, что они пишут, и мне порой хочется сказать: ну зачем, ну останьтесь великими, не надо продолжать! С кино абсолютно та же история.

Человеческая психика так работает: ты не можешь на одном и том же уровне, с той же энергией и той же дерзостью и драйвом делать одно и то же на протяжении десяти лет. Такого не бывает, в какой-то момент запал просто уходит. Но ведь если ты ничего не получаешь от работы энергетически, если занимаешься чем-то только ради денег, то становится мучительно и скучно, и ты точно возненавидишь эту работу, и все.

«Краткий курс…» был вызовом. Это был мой первый проект, мне тогда много разного хотелось сказать, у меня были определенные иллюзии — и о том, что такое кино, и как оно работает и устроено. Сейчас, спустя тринадцать лет, иллюзий уже нет, да и желание «открывать людям глаза» тоже утихло.

— А сериал «Медиатор»? Он совсем другой, и просто пронизан психологией. Но наука управления другими людьми в школе не преподается… Как вы работали над этим сценарием? Изучали психологию?

— Если меня что-то начинает очень сильно интересовать, это непременно рождает и продвигает некую творческую тему. Меня искренне занимали человеческие отношения, причем именно через призму психологии, все эти повторяющиеся в жизни человека сценарии, упорное нежелание людей видеть очевидное… Я изучала кучу материала на тему человеческой психики и защит, которые она ставит.

Так и родился образ этого героя: он — человек, который рассказывает людям, как все обстоит на самом деле. Ну а они не очень склонны его слушать.

— Как вам кажется, почему еще недавно психологи были специалистами штучными и обращались к ним единицы, а теперь к ним ходят все повально?

— На мой взгляд, это новая грань легитимизации абсолютной инфантильности людей и общества и их желания в этой инфантильности оставаться, потому что вхождение в жизнь человека психолога — такое, каким мы его видим, в массовом порядке — отражает желание людей снять с себя ответственность за собственную жизнь в том числе. Ну и еще иллюстрирует нежелание думать своей головой. Логика проста: я хожу к психологу, он мне рассказывает, что со мной происходит и кто в этом виноват. И именно он, специалист, учит меня, как мне выстраивать свою жизнь.

Но смысл-то всех этих помогающих, поддерживающих профессий в том, чтобы ситуацию разобрать, разложить по полочкам, после чего человек сам должен начать что-то в своей жизни менять, принимать решения, совершать некие выборы. Но желания такого у него нет, оно вообще тотально отсутствует...

— Звучит прямо как приговор...

— Наивно предполагать, что эта область социальной жизни должна как-то кардинально отличаться от всех остальных, в ней происходит ровно то же, что и везде.

— А что происходит?..

— А происходит тотальное скидывание ответственности за свою жизнь, за свои решения и делегирование права решать кому-то другому. Если человек попроще, этот другой — государство, если капельку посложнее — это психолог.

— В одном вашем романе написано: «Люди предпочитают жить бессмысленно. Им это, надо сказать, отлично удается!» Изучая психологию и написав немало сценариев с «психологическим наполнением», к какому выводу относительно современного общества вы пришли?

— К любой проблеме, существующей в реальности, можно подходить с разных точек зрения — с экономической, исторической, эзотерической, в конце концов. Для меня, например, совершенно очевидно, что мир очень сильно меняется, уже изменился. И мне странно слышать, что люди готовы расценивать геополитическую ситуацию как чью-то злую волю или сумасшествие и искренне верят, что зло будет побеждено силами добра, а мир после этого станет таким, каким он был. Нет, он уже не станет прежним. Потому что, как мне кажется, он подошел к своему пределу. Ну а если ты не готов, не можешь, боишься отвечать за свою жизнь, ею будет управлять кто-то другой. Вот и все.

— Звучит жестко. Критики отмечают, кстати, что вы пишете жестко, некоторые даже говорят «цинично». А я обнаружила, что вы как-то признались: «Я не приемлю полутонов. И в жизни, и в прозе». Принципиальный тезис. Это ведь не оговорка?

— Нет, не оговорка. Если уж этим заниматься, то зачем врать и себе, и людям? Я отдаю себе отчет в том, что огромное количество людей обращаются к искусству для того, чтобы получить самоуспокоение или погрузиться в романтические грезы и сказки. Но достаточно тех, кто справится с этой задачей и без меня. Я же свою задачу вижу в другом. Не испытывая ни о чем никаких сожалений, не имея никакого желания соответствовать чьим-то представлениям о том, что и как должно быть, я считаю очень важным подносить людям зеркало и выводить их из сладкой спячки, в которой они находятся. Все по-разному на это реагируют, но что делать.

— Ну а кому такое понравится. А хотят люди?..

— Люди всегда хотят одного и того же — чтобы их развлекали, да еще ласково вкалывали им морфий, который позволял бы им казаться не такими плохими, как можно было бы подумать.

— А почему у нас такое количество ретросериалов, особенно с нежным обращением к образу СССР?

— В настоящем сложно черпать опору. Людям показывают некую страну Оз, которой в реальности не существовало. Мы видим мир, в котором как бы не существует конфликта, где цели — общие, где нет социальной несправедливости. А понятного и продуктивного образа будущего нет. Остается смотреть назад и гордиться.

— Пока, наверное, нет. Но вы как-то очень остро не любите СССР. А ведь в СССР писательство было профессией. И какие там были дома творчества!

— Мне никогда не была близка идея стоять на коленях перед государством с протянутой рукой, умоляя: «Отправьте меня в какой-нибудь дом творчества!» Это признание какой-то глубокой собственной несостоятельности. Взрослый человек, если ему нужен дом творчества, должен уметь на него заработать. А если он не может, то проблема не в том, что государство плохое, а в нем. Он неконкурентоспособен, его продукт никому не нужен, потому что, если бы был нужен, у него бы были деньги. Более того, позиция, в которой ты ничего не ждешь и ничего не просишь, позволяет сохранять внутреннюю честность и писать о том, о чем ты хочешь, не чувствуя себя кому-то обязанным. За дома творчества совписы (советские писатели. — «ВМ») платили такую цену, что не приведи боже. Но все это личный выбор каждого.

— Всегда ли вам нравится тот продукт, что получился по написанному вами сценарию? И где, кстати, заканчиваются авторские права сценариста?

— Насчет «нравится»… Нет, не всегда. Но давайте я ничего об этом говорить не буду, чтобы это не выглядело как-то глупо и пошло и не напоминало попытку сведения счетов. Что касается прав, то в этом плане все очень по-разному. Бывало, что я просто писала сценарий и не имела далее права голоса вообще, но в последних двух проектах, один из которых уже снимается, а другой начнет сниматься до Нового года, я являюсь сопродюсером и имею право голоса и в предпродакшене, и в кастинге, и в монтаже.

— Платформы активно снимают сериалы, вы — один из топовых сценаристов. Вас рвут на части?

— Рвут обычно того, кто рвется. Я никуда уже не рвусь, пересмотрев в связи с последними событиями подход к тому же быту. Какие-то основные потребности мне удалось закрыть, да и хорошо. Просто иметь очень много денег мне стало не интересно. Жить в таком режиме, когда ты не принадлежишь себе, находишься в постоянной гонке, я больше не готова. Это был мощный и интересный опыт, спасибо ему, пойдем дальше.

— Скажите, а вас — молодого писателя, современного — школьная программа по литературе устраивает? Или вы скорректировали бы ее?

— Со школьным и даже университетским чтением проблема всегда одна: несвоевременность и неактуальность толкования. «Герой нашего времени» — очень увлекательная книга, но школьная программа не дает сосредоточиться на тех вопросах, которые роман действительно ставит, почему-то нужно воспринимать особое психическое состояние Печорина через призму исторических процессов. А почему надо изучать Максим Максимыча, я вообще затрудняюсь ответить. Что этот герой дает? Что объясняет про Печорина?

Почему даже в 1997 году, когда я готовилась к поступлению на журфак, нас мучили сочинениями о Максим Максимыче? Аналог Максим Максимыча — Платон Каратаев, сентенции которого все люди, кого я знала и уважала, умирая от скуки, пролистывали. Чичиков же, притом что это герой очень притягательный, очень цельный, очень яркий, всегда подается как исчадие ада. Сначала мы читаем роман про Чичикова, а потом нам объясняют, какой он плохой, на самом деле потому что из романа этого, в общем, не следует. Программа всегда стремится упростить сложное и загнать необъятное в рамки. Учит нас постигать природу слона, щупая его хвост. И чтобы что-то изменилось, менять нужно именно этот подход, а не бесконечно исключать из программы одно и запихивать в нее другое.

— В ваших «Людях с чистой совестью» написано: «Человек по природе своей не может быть счастлив…» Но все же: что такое счастье?

— Мне кажется, что счастье начинается с трепетного и искреннего осознания того, кто ты, в чем твоя миссия. Счастье — жизнь без самообмана и попытки соответствовать тому, что принимает общество, его стандартам, ведь тогда ты можешь принять себя, после чего наступает определенная гармония. И чем больше иллюзий, тем больше страданий, во всех сферах.

— Вы живете без иллюзий?

— Во всяком случае, я очень стараюсь! И всем желаю того же.

ДОСЬЕ

Анна Юрьевна Козлова — российская писательница, сценаристка, журналистка. Родилась в 1981 году в Москве в писательской семье. В 2003 году с отличием окончила журфак МГУ. Печаталась в «Независимой газете», «Литературной газете», «Литературной России», журналах «Родина», «Юность». Работала журналисткой в газетах «Представитель власти», «Экономическая газета», а также в пиар-департаменте телеканала ТНТ. Лауреат литературной премии «Национальный бестселлер» 2017 года за роман «F20».