Востоковед Алексей Маслов: На наших глазах формируется будущее мироустройства

Официальный визит председателя Китайской Народной Республики Си Цзиньпина в Москву по единодушным отзывам экспертного сообщества и представителей политических элит разных стран знаменует собой новую эпоху международных отношений. Чем же Россия и Китай близки, кроме вопросов мировой политики? Об этом корреспондент «Вечерней Москвы» поговорил с директором Института стран Азии и Африки МГУ, доктором исторических наук Алексеем Масловым.

Во второй половине прошлого века отношения между СССР и Китаем стали важным системообразующим фактором мировой политики. С тем, как смотрят на вещи в Москве и Пекине, вынуждены были считаться и небольшие страны, и сверхдержавы. И пусть отношения между нашими государствами не всегда были безоблачными, но само географическое расположение на Евразийском континенте — одна из наиболее протяженных сухопутных границ — не оставляло выбора, кроме налаживания контактов и преодоления возникающих разногласий. Нынешняя эпоха отношений России и Китая побуждает вспомнить первые послевоенные десятилетия советско-китайской дружбы, когда родилась формула «русский с китайцем братья навек». Что так роднит наши страны, кроме прагматичных подходов к политике, узнали у востоковеда Алексея Маслова.

Разрушая мифы

— Алексей Александрович, мы все пользуемся техникой, произведенной в Китае, туристы освоили маршруты в эту страну, и все-таки Поднебесная остается для нас экзотикой, о которой известно гораздо больше мифов, чем правды. Один из главных состоит в том, что Китай хочет нас захватить. Обоснованы ли опасения?

— Действительно, тема китайской опасности, якобы экспансионистских устремлений Пекина — очень популярна в среде маргинальных аналитиков, которые материалы для своих умозаключений берут не из профессиональной периодики, а из желтых изданий. Конечно, все разговоры о том, что еще немного, и Китай захватит весь Дальний Восток, а потом и Сибирь до Урала — не обоснованы. По крайней мере на текущий момент. Дело в том, что сегодня, как и двести–триста лет назад, на китайском берегу реки Амур населения проживает больше, чем во всей остальной Сибири. Китайцев всегда было больше, и, если бы они на самом деле хотели захватить территорию до Северного Ледовитого океана, им бы никто не смог помешать, поскольку население российской Сибири исторически увеличивалось не такими быстрыми темпами. Однако никаких признаков экспансии за Амур императоры Поднебесной империи никогда не демонстрировали. Да, были столкновения с сибирскими землепроходцами в XVII веке, но эти эпизоды не переросли в глобальный конфликт и были быстро урегулированы, в результате чего родился первый российско-китайский договор — Нерчинский — в 1689 году. В основном территориальная проблема возникла в результате подписания в 1858 году Айгунского, а в 1860 году — Пекинского договора, по которому к России отходила часть земель по Дальнему Востоку и Восточной Сибири. Но если мы вспомним столкновения в прошлом веке, например, в 1969 году, то тогда реальные претензии Китая ограничивались небольшими территориями по Амуру, которые не сразу найдешь на карте. И хотя общие претензии китайской стороны в 60-х годах ХХ века составляли сотни тысяч километров, эти конфликты, к счастью, были разрешены после окончательной демаркации (определения. — «ВМ») границы в 2005 году.

— Обычно самым сильным аргументом сторонников теории экспансии является увеличение численности населения Китая, которому некуда деваться, кроме как в Сибирь.

— Это весьма дилетантский взгляд. Прежде всего население Китая не растет, а уменьшается. Если же мы обратим внимание на демографическую карту Китая, увидим, что большая часть людей живет на относительно узкой полосе суши в приморских и южных районах страны. Именно там самая большая плотность населения на километр территории.

И так было всегда. Прибрежные земли — наиболее населенные. Но если мы обратим внимание на запад Китая, то там огромные территории Синьцзян-Уйгурского автономного района, Тибета до сих пор остаются мало обжитыми. Так что в Китае озабочены в первую очередь освоением своих же земель. Существуют программы поддержки переселенцев, которые стимулируют людей перемещаться на север и северо-запад страны, как раз ближе к России. Китайцы больше тяготеют к югу, более 90 процентов их заселяют южные и юго-восточные районы и совсем не стремятся на север.

— А как же тревоги о росте числа китайцев на Дальнем Востоке нашей страны?

— Если мы возьмем США, то там число китайцев растет еще быстрее — это третье по величине мигрантское сообщество после переселенцев из Мексики и Индии и составляет около 2,4 миллиона человек. И в целом это в сотни раз больше, чем в России. Если вы окажетесь в крупном европейском городе на китайский Новый год, будете удивлены, как много повсюду взрывается петард. Это тоже китайцы, которых например, в Великобритании около 440 тысяч. Уместно ли говорить, что они желают захватить США или Италию, Венгрию? Так что эти мифы не имеют под собой основания иного, кроме как внести раскол между нашими странами, напугать китайской угрозой и просто дезориентировать людей.

Культурный код

— Мы помним фразу из песни про «братьев на век». Если рассматривать ее в контексте менталитета, то где же у нас общее?

— Китайская цивилизация не строилась на фундаменте античности подобно Европе. Кстати, влияние античной, римской традиции испытала на себе и Россия. У нас абсолютно европейские города. В Китае немного иная история. Их иероглифы нам, привыкшим к алфавиту, кажутся очень странными и сложными. Вместе с тем в нашей культуре есть и сходства. Так, обе наши страны — литературоцентричны. Литературная эрудиция, начитанность, знание определенных произведений играют большую, если не решающую роль в формировании наших культур. Китай и Россия — страны большой литературы. Можно ли представить себе в России культурного человека, который не читал бы Толстого, Достоевского, Чехова? Даже если знакомство с этими писателями ограничилось только школьной программой, то и тут фамилии наших классиков будут упомянуты, когда разговор зайдет о культуре. Мы не зря носим гордое звание самой читающей страны. То же и в Китае. Непременным атрибутом, интеллектуальным маркером культурного человека там является знание литературы. Это так называемые четыре их классические романа: Троецарствие, Речные Заводи, Путешествие на Запад и Сон в Красном Тереме. Плюс стихи великих поэтов прошлого. Но ведь и у нас трудно представить образованного человека, который не знал бы хоть двух-трех строк из Пушкина, Есенина. В этой любви к литературе и мы, и китайцы обнаруживаем связь с прошлым наших стран, непрерывность истории, принадлежность к культурному коду. Китайская цивилизация, кстати, одна из самых древних и в течение своего развития пережила разные катаклизмы. Тут и наводнения великих рек Хуанхэ и Янцзы, и нашествия кочевников. Благодаря культуре китайцы сохраняли свою идентичность и даже с успехом ассимилировали, попросту растворяли в себе пришлых. Северные кочевники буквально в течение одного-двух поколений приобретали вкус к одежде из шелка, употреблению чая из фарфоровой посуды и, конечно, к китайской культуре, в том числе литературе.

— Долгое время главенствовало мнение, что Китай очень традиционная страна, и эта приверженность к устоявшемуся укладу, нелюбовь к переменам должны мешать развитию. Тогда почему экономика Китая сегодня одна из самых мощных и быстрорастущих?

— Дело в том, что подобный экономический рост не результат какого-то резкого скачка. Если мы вспомним историю Китая после обретения им независимости в 1949 году, то увидим, что метод резких изменений как раз очень негативно отразился на экономике страны. Я говорю о политике так называемого большого скачка, когда Мао Цзэдун решил, что буквально за пару лет Китай способен занять лидирующие позиции по выплавке чугуна. Глинобитные домны стали возводить на крестьянских дворах, пытались плавить там металлолом. Но очень быстро стало ясно, что таким путем успеха не добиться. Нужен научный подход к усовершенствованию промышленности, программы, то, что Китай умеет очень хорошо, — постепенная стратегия развития.

Философия успеха

— То есть никакой восточной мистики, только прагматизм?

— На самом деле в самой мистике есть элементы прагматизма. Учение и философия даосизма, которые является одним из краеугольных камней китайской ментальности, говорят, что самое лучше — естественный ход вещей. Когда придет время, плод сам упадет с дерева. Или еще одна распространенная пословица: «Не спеши, и ты увидишь, как труп твоего врага проплывет мимо». Это значит, что не нужно торопить ход событий. В то же время китайская культура, как и русская, очень восприимчива ко всему новому и умеет быстро адаптироваться, перенимать все лучшее. Китайский менталитет настроен на то, чтобы эффективно обучаться новым знаниям. Вообще ученые люди, обладающие информацией и опытом, традиционно имеют очень большой авторитет в Китае. Как и у нас, там на первое место выходят ценности нематериальные: разум, знания. В этом мы близки.

— Значит, можно сказать, что и технологии, развитие науки, промышленности не чужды Китаю. Верно?

— Именно. Просто долгое время ситуация складывалась так, что Китай был зависим от колониальных держав и имел мало возможностей и ресурсов, чтобы развивать свою промышленность. Однако после обретения независимости, как только ситуация изменилась, страна сразу продемонстрировала впечатляющие темпы роста. Конечно, не обходилось без проблем, перегибов, но цели были достигнуты. Такой результат был бы невозможен без опоры на традицию.

— Консервативную?

— Да, но в чем она состоит? Отнюдь не в слепом следовании старине. Не в предпочтении коня бензиновому двигателю. А в тех формах, подходах, которые помогали китайской цивилизации выживать. Например, коллективизм, консолидация усилий. В Китае большое значение имеет соседская община. Самый яркий пример — китайская деревня, где людей объединяют не только родственные связи, но и соседские. Сообща там сеют урожай, убирают его, помогают погорельцам и прочее. Привычка все делать вместе, концентрировать усилия — тоже древняя же китайская традиция. И они ее используют для развития в том числе инновационных технологий. Притом что вообще систему высшего образования и академической науки Китай во многом перенял у СССР. Однако, когда стало ясно, что нужны перемены, реформы, они последовали. И сегодня наука и технологии Китая в чем-то даже обгоняют российские. Они изменили свои подходы, в том числе к финансированию науки. И получили хорошие результаты. В России мы во многом отстали в 90-е годы. Некоторые отрасли просто развалились или перестали существовать. Тем не менее понимание важности науки не уходило. И сегодня уже мы можем что-то взять из практики Китая.

Контуры союза

— По поводу отношений наших двух стран. Часто приходится слышать о новом этапе. И многие склонны видеть в наших отношениях признаки геополитического блока. Так ли это?

— Союз — да, но никак не блок. Дело в том, что Китай и Россия — великие державы. Что значит вступить с кем-то в союзные отношения? Придется думать, кто ведущий, а кто ведомый. А какая сверхдержава согласится на ведомый статус или следовать в фарватере политики другой страны? Для любой страны это очень серьезные вопросы. Тем более для Китая, который боролся за свое международное признание и доказывал, что может говорить на равных с кем угодно. Поэтому вопросы международного престижа для Китая очень важны. Эта страна не может существовать, как, например, прибалтийские лимитрофы (страны, находящиеся под внешним управлением. — «ВМ»), которые сами не в состоянии обеспечить свою безопасность и вынуждены поступать по указке блока НАТО, вернее, США. Мы видим на примере Европы, как страны, даже обладающие ядерным оружием, не в полной мере могут обеспечить свою безопасность и делегируют эту важнейшую функцию государства крупной державе, которая под предлогом заботы о чужом благе начинает подминать под себя все остальные сферы страны — внутреннюю политику, экономику и прочее. Это делается сегодня открыто, маски сброшены. При этом в Вашингтоне будто не замечают, что попытки навязать другим свою волю как раз и означают имперское мышление, как и попытки указывать другим странам их место, самовольно делить всех на сорта. США ясно демонстрируют, что не признают за Китаем и Россией право на геополитические интересы, не хотят осознавать, что ущемление наших стран может привести к неприятным последствиям. Их отношение можно сравнить с желанием подергать дракона за усы или подразнить медведя. Нужно полностью утратить чувство реальности, чтобы делать подобные вещи и надеяться, что они останутся без последствий. Поэтому Россия и Китай сегодня вместе отстаивают право выбирать собственный путь и решать, что для них хорошо, а что — нет.

ИСТОРИЯ

Первое российско-китайское сближение началось, когда Россия была абсолютной монархией и выходила из политического и экономического кризиса 1850-х годов, который был во многом вызван политикой Николая I Европе. Данная политика закончилась экономическим истощением Российской империи, обострением отношений с Англией, Францией и Турцией и последующим поражением России в Крымской войне (1853–1856) против коалиции этих стран.

Второе российско-китайское сближение началось, когда Россия после Октябрьской революции 1917 года и Гражданской войны принципиально поменяла форму своей государственности, став унитарным социалистическим государством. Китай после Синьхайской революции тоже отказался от тысячелетней традиции монархии и преобразовался в республику.

Нынешнее, уже третье по счету российско-китайское сближение началось фактически после распада СССР, когда Россия в очередной раз поменяла форму своей государственности, став федеративной республикой.

ДОСЬЕ

Алексей Маслов — профессор, доктор исторических наук, директор Института стран Азии и Африки МГУ им. М. В. Ломоносова, врио директора Института Дальнего Востока РАН, профессор школы востоковедения НИУ ВШЭ.

Автор книг об истории и культуре Китая, духовных традициях и ушу. Им опубликован ряд книг, в том числе: «Китай 2020: пандемия, общество и глобальные альтернативы», «Конфуций. Беседы с одиноким мудрецом», «Наука управления Китаем. Зеркало для дракона», «Китай. Колокольца пыли. Странствия мага и интеллектуала», «Укрощение драконов: Духовные поиски и сакральный экстаз» и другие.

Специалист в области политического развития современной Азии.

Научные интересы Алексея Александровича лежат в области социально-культурных процессов и политической культуры Китая.