Ирина Корина: Свои работы я сделаю даже из мусора
Несмотря на молодость, Ирина Корина — самый известный в России мастер этого нового для нашей страны жанра, лауреат государственной премии «Инновация». Странный Шекспир с качелями в голове — это то, как Ирина видит «отца Гамлета». Немного затасканным. Немного обветшалым. С большими мешками под глазами. И главное — на котором каждый может покататься. Так, как ему вздумается.
— Инсталляция — это особая композиция, — объясняет Ирина. — То есть такая, которая говорит сама за себя, не является подпоркой, поддержкой сценического действия, как, например декорация. Чаще всего в инсталляции можно и нужно поучаствовать самому зрителю. Например, в голове Шекспира вполне можно покататься. (К радости создателя, современная российская публика на такие арт-объекты стала реагировать лучше и тактильное участие в осмотре принимает самостоятельно и без долгих уговоров).
Палки, ветки, целлофан, пенопласт, лоскутки ткани — для Кориной все эти предметы уже давно стали материалом для творчества. Одна из ее самых известных работ «Показательный процесс» выполнена из полутонны детского пластилина, утрамбованного в клетку.
— Мне хотелось сделать работу, посвященную преодолению преград, — объясняет автор. — Пластилин — это вещь, с одной стороны, связанная с детством. С другой — очень зависимая от всех. Любой человек может сделать с ним все что угодно. Но если взять гигантскую массу пластилина, то эта масса вдруг проявляет характер. Она протекает сквозь преграды, давит массивностью, аморфностью, неповоротливостью...
- Ирина, ты помнишь свою первую инсталляцию?
- Она называлась «Близнецы Пресли». Это было в 1999 году, на выставке работ студентов института Бакштейна, где я училась. Работа выглядела как два усеченных конуса, обрезанных пластинками Пресли. Внутри конусов я разместила два работающих вертолетика. Я сделала работу, наверное, от удивления, когда узнала, что Пресли родился с братом-близнецом. А смысл инсталляции в целом — в том, что то, что снаружи, — никогда не предвещает того, что внутри.
- Ты работаешь в мастерской?
- Нет, мастерской у меня нет. Все работы делаю либо дома, либо сразу на выставочном пространстве.
- Что происходит с инсталляциями после выставки?
- После того как выставка заканчивает работу, как правило, исчезают и инсталляции. Но бывают и исключения. Например, инсталляция «Танк» жива до сих пор.
- Имеешь в виду огромный танк, который ты соорудила из старой мебели?
- Не просто из старой мебели, а из мебели, собранной на помойке. Этот танк состоит из невероятного количества детских кроваток, шкафов и тумбочек и в разобранном виде занимает целую комнату! Впервые я сделала его в 2007 году в рамках Второй Московской биеннале. И была уверена, что он вернется на помойку. Но нет. Московский музей современного искусства попросил, чтобы я подарила им инсталляцию. Так что «Танк» может увидеть каждый.
- А тебе не жаль, что твои работы пропадают?
- А что делать? Их совершенно невозможно сохранить. Поэтому если их приглашают куда-то еще раз, то я их строю заново. Когда-то я мечтала создать в лесу гигантский ангар, чтобы туда люди свозили свои инсталляции. Но теперь думаю: а надо ли? Совсем неплохо, что все куда-то исчезает. На Земле нет места под разный хлам.
- Месяц назад в столичной галерее Stella Art Foundation была твоя выставка. Когда пришла — то подумала, что не туда попала: везде ремонт, разруха...
- Эта работа называется «Припев». Она символизирует то, что многократно повторяется, но никогда не меняется. Я хотела рассказать про неустойчивость пространства, которое многократно меняется на протяжении многих лет. Это то магазин, то клуб, то детский центр...
- У тебя какая-то особая связь с девяностыми?
- Мне кажется, что из-за них я и стала художницей. Мои самые светлые воспоминания детства — это советская Москва, состоящая из пустых улиц, архитектуры и деревьев. Потом они стали заполняться какой-то плесенью: ларьками, челноками, страшными рынками...
- И ты решила высказать свое «фу» при помощи искусства?
- Ну да, потому что художники должны заниматься вопросами, тревожащими сознание.
- Твои инсталляции выставлялись и за рубежом. Там публика лучше воспринимает работы современных художников?
- К сожалению, да. Там, если зритель чего-то не понимает, он все равно относится к объекту с уважением. А у наших зрителей все непонятное вызывает агрессивную реакцию.
КСТАТИ
Ирина Корина — коренная москвичка. В 2000 году окончила факультет сценографии ГИТИСа. Затем училась в Институте проблем современного искусства, а также в Швеции и в Вене. В 2006 и 2009 годах становилась лауреатом российской ежегодной профессиональной премии в области современного искусства «Соратник». В 2008 году Ирина Корина стала лауреатом государственной премии в области современного искусства «Инновация».
Отец фонтана из писсуара был неправ, считают современные художники
Основоположником инсталляции принято считать Марселя Дюшана, автора знаменитого «Фонтана», сделанного из обыкновенного перевернутого писсуара. Дюшан провозгласил, что «искусство может быть хорошим, плохим или никаким, но, несмотря ни на что, мы должны называть его искусством».
— Сегодня этот дюшановский лозунг неактуален, — говорит художник Елена Ковылина, — современные художники, работающие в жанре инсталляций, уже не ставят целью дать «пощечину общественному вкусу». По словам Ковылиной, современное искусство идет рука об руку с наукой. Например, известный немецкий перформансист Крис Берден изобрел самый быстрый в мире автомобиль, а австралиец Стелар, убежденный, что тело устарело и должно быть модифицированно, вживил в руку ухо, выращенное из собственных клеток.
Рассуждая о силе искусства, многие здравомыслящие люди говорят, что сегодня во главе угла стоит не столько искусство как мастерство художника, сколько искусство как сила воздействия. Здесь и проходит условная линия, разделяющая спорящие стороны — что важнее: творчество, чтобы создать новый художественный образ или чтобы шокировать. Об этом рассуждают колумнисты.
Марат Гельман, галерист:
ЗА
- Давайте подумаем, что такое современный город. Во-первых, это место для бизнеса. Во-вторых, комфортная среда обитания. В-третьих, творческая лаборатория.
У современного горожанина, по сравнению со средневековым, стало намного больше свободного времени — город потерял оборонные и индустриальные функции прошлого. Зато появилась важнейшая новая функция — обслуживать в свободное время своих жителей.
От того, хорошо или плохо обслуживается это свободное время, зависит желание людей жить в этом городе.
Ведь работа везде более или менее одинаковая — учитель ты, например, в Москве или в Нижнем Новгороде. А вот возможности проводить свое свободное время в этих двух городах совершенно несравнимы.
Исходя из этого, первое важное дело современного искусства — давать молодым горожанам интересный досуг, позволять им инвестировать себя в искусство.
Второе не менее важное — среда обитания. Сейчас практически везде уже осознали, как важна эта локальная атмосфера, как необходимо вытащить горожанина из его квартиры и машины в комфортную общественную среду. И паблик-арт, общественное современное искусство, — отличный способ сделать это.
Наконец, город, который сам выступает творческой лабораторией, — это кипящий котел, в котором варятся умы художников, вечно юных людей с горящими глазами.
Их образ жизни, мыслей — это модель поведения творческого предпринимателя, современного и даже будущего человека. Такого человека, который хочет изменить мир вокруг себя, добиваться своего, а не только получать зарплату за безынициативную службу. В общем — это человек, из подобных которому будет построена экономика через десятки лет. Пусть пока это одиночки — но одиночки максимально активные, постоянно что-то делающие и продвигающие себя.
То есть развивая в городе современное искусство, мы создаем атмосферу для новой экономики, для новой прекрасной жизни города, в котором мы живем.
Захар Артемьев, обозреватель:
ПРОТИВ
- Неправильная это постановка вопроса. Как можно быть против искусства? Право на самовыражение имеет каждый. Только иногда это право превращается в тягу. Немало шума наделала в Токио инсталляция Klunk Garden. Вдаваться в детали не будем, дабы не шокировать читателя. Ограничимся кратким описанием: японский сад камней, красота. Вот только в самых необычных местах из земли торчат... филейные части человека. Кхм, скажем так — верхние части бедер. Ягодицы. Понятно, почему в Японии поднялась такая шумиха.
Еще: американский художник Пол Маккарти создал замечательную арт-инсталляцию, даже название которой приводить здесь мы не имеем права. Ограничимся кратким и цензурированным описанием: в чистом поле, аккурат у швейцарского Королевского музея выставлена огромная, со слона размером, куча... чего бы вы думали? Правильно. Шум, аплодисменты и общественное одобрение художнику гарантированы. Кстати, с этой кучей приключился презабавный курьез: когда подул ветер, ничем не закрепленные муляжи «кучи» взлетели. И приземлились аккурат во дворе детского дома в Берне.
Совсем не хочется превращаться в ханжу Хрущева, но все же искусство должно вызывать какие-то возвышенные эмоции. Я могу часами сидеть в Третьяковской галерее, наблюдать за метаморфозами картин великого Айвазовского. А какие эмоции вызовет голая американка Миру Ким, которая «ради искусства» провела в загоне со свиньями 104 часа?! За последние годы в Москве прошло немало инсталляций, которые если и не заткнут иностранцев за пояс, то как минимум смогут достойно с ними конкурировать. Наши получают иностранные призы, премии. Только почему-то, глядя на некоторые из их «работ», зачастую подташнивает — слишком натуралистично.
Мнение авторов колонок может не совпадать с мнением редакции.