Карнавал «мертвых» душ

Ну, не получилось у режиссера копнуть глубоко. Все, вроде бы и рядом, да мимо. Скорее, это карнавал, двухчасовое шоу во славу режиссера и современного альтернативного театра.

Нет слов – смело! Новаторски. Не меняя текст, режиссер с помощью сценографии, световых и музыкальных решений изменил знакомое нам со школы произведение. На полупустой сцене десять мужиков в трико и фраках играют детей, собак, запряженных в шины лошадей, мертвых и живых.

Худрук Гоголь-центра рассказал о времени, когда в Россию, с помещиками и хаотично разбросанными усадьбами, вторгается рациональное мышление, безналичный перевод денег и ассигнации. В этом смысле Чичиков Серебренникова – человек-прогресс: он изобрел бизнес-план и, найдя прореху в законодательстве, придумал ход, как разбогатеть. Режиссер уводит зрителей в стилистику бандитских 90-х, когда каждый второй инженер старался выбиться в бизнесмены и «вполне легально» сколотить состояние. Как яркий представитель этого времени на сцене появляется приблатненный жигало Ноздрев, втюхивающий кому ни попадя щенков и волчат. Минимум декораций, максимум режиссерских находок. Жена Собакевича – долговязый калмык, накормивший Чичикова настолько, что от несварения желудка Павел Иванович спасается в деревенском туалете. А Плюшкин и вовсе живет в морге. Снимая бирки с трупов, он с радостью избавляется от своих «мертвых душ».

Чичиков хочет быть счастливым, но не здесь, он бежит с этой надувательской земли, где мошенник на мошеннике сидит и мошенником погоняет. Своего главного героя Серебренников не делает алчным пронырой. Это – мечтатель, человек из будущего, стоящий на распутье и ищущий счастья. А вот попадающиеся на его пути помещики – те еще шулеры и воротилы. Вот и выбирай – кого теперь жалеть и кому сочувствовать?
Чтобы показать своего героя не таким как все, режиссер доверил главную роль американцу Одину Байрону – выпускнику студии МХАТ, «Филу Ричардсу» из «Интернов». Классика Одину далась нелегко, с романом он впервые познакомился год назад. Режиссер сказал ему, что главная его задача – «высказать четко весь текст в зал». Не лучшая сверхзадача для актера, с которой, кстати Один Байрон так и не справился. Исковерканные ударения и проглоченные в спешке слова нарушали гармонию восприятия монологов Чичикова со сцены. Я, сидя в партере, чувствовала себя ущербной, после каждого такого опуса переспрашивая у соседей: а что, он сказал?

Спектакль идет почти два с половиной часа без антракта. Ни вздохнуть, как говорится, ни в туалет отлучиться бедному зрителю. После гонки текста и стремительно меняющихся картин, хочется хоть на секунду остановиться, чтобы переварить полученную информацию. Скорость текста Серебреников объясняет историческим и географическим местом создания произведения. Мол, звук итальянской речи был в ушах классика. А подобные романы манки для театра, отчасти потому, что написаны для произнесения. Да и «Какой же русский не любит быстрой езды?» - тем более, что отдохнуть зрителям можно во время музыкальных номеров, сочиненных на тексты лирических отступлений Гоголя. Их исполняют сами актеры, подыгрывая себе то на фортепиано, то на виолончели, то на ударных. Получается, кстати, очень весело и самобытно.

Перегруженный режиссерскими не вполне удачными находками спектакль поражает условностями и примитивным воплощением. Старуха с выпирающей вставной челюстью, Плюшкин, расчесывающий лысину, переодетые в женские платья мужчины с богатой растительностью на ногах – все это напоминает капустник или шоу-кабаре.

Кульминация и финал произведения – сцена Чичикова в гостинице. Пересчитывая свой «улов», он торжествует. Бизнесмен расставляет пластиковые стаканчики – купленные им души, разговаривает с каждым, как с живым, и, наливая в них вино, выпивает, словно по капли высасывая последние признаки жизни из крепостных. Тонко. Но затянуто так, что пробивает зевота.

В Гоголе все шатко и близко. Это понял Серебреников еще четыре года назад, когда впервые в Латвии ставил «Мертвых душ», стараясь показать на сцене не спектакль, а карнавальное представление. Вторая попытка близка к удавшейся, но, как бы этого не хотел художественный руководитель «Гоголь-центра», не дотягивает до «визитной карточки театра».